«Disappeared Completely» – киевская инди-поп команда. Их музыка наполняет атмосферой задумчивости, меланхолии и заставляет заглянуть внутрь себя. Ребята, будучи студентами, собрались в 2016 году и за пять лет успели покорить европейские чарты и стать одной из самых перспективных украинских команд. В эту субботу артисты выступили в арт-центре «Квартира». «Афиша Днепра» пообщалась с фронтменом группы, Джеймсом Хедером (Виталий Шапка).
– Как так получилось, что на Западе о вас больше знают, чем в Украине?
– Мы подписали договор с европейским лейблом La Belle musique. И с этого все началось – мы начали попадать в европейские чарты. Потому что наша музыка, как нам говорили, очень европейская по своему звучанию. И люди здесь не совсем привыкли к тому, что мы украинская группа. Например, если нас слушают в Киеве, очень часто говорят: ой, мы даже не знали, что вы украинская группа, мы думали, вы какие-то британцы. На самом деле вот, мы все здесь сидим. Когда я писал первый альбом и когда только запускался этот проект, я намеренно хотел попадать в европейские мотивы и все это переосмыслял. А уже когда мы запустили проект «Disappeared Completely», после написания первого альбома, с нами подписали договор и мы стартанули.
– Но вы также подписали контракт и с украинским лейблом?
– Мы также подписали контракт с украинским лейблом Mnogo Vody, и это был неплохой для нас опыт. Есть много отличий в работе между украинским и европейским лейблом, но мы адаптировались к этому, сделали некоторые выводы и готовы двигаться дальше.
– А какие отличия в работе?
– Украинский лейбл больше ориентирован на дружественные связи, нежели на профессиональные. Наверное, для Украины это и хорошо, ведь всегда можно набрать какого-то знакомого владельца бара, площадки и договориться с ним один-на один. В Европе у нас сейчас тоже дружественные разговоры, но там больше идет уклон на профессионализм, рабочее общение. И нам было трудно поначалу влиться в процесс, но мы адаптировались.
– Все ваши песни на английском языке. Не думали перейти на украинский?
– Постоянно об этом думаем, но пока откладываем этот вопрос. После того, как мы выпустили альбом на украинском лейбле, у нас появилось больше украинской публики. Мы вышли в украинское медиа-пространство. И люди просят объяснить текст или спеть на украинском. Но у нас опять-таки начальная цель была делать мировую музыку. Попасть в мировой контекст. Поэтому мы будем продолжать так делать, тем более что у нас это получается. Буквально недавно мы вернулись с концерта в Будапеште – мы выступили на одном из самых крупных шоукейс-фестивалей, где сосредоточены все представители европейской музыкальной индустрии. Концерт прошел очень успешно, сейчас есть запросы на другие фестивали. Поэтому мы не хотим бросать это. Но если мы начнем писать на украинском, мы себя локализируем только здесь. И украинская музыка, к сожалению, не попадает так глобально, только при больших финансовых вливаниях. Мы независимые, у нас нет продюсера. Да, есть лейбл, но они занимаются только выпуском нашей музыки. Мы все делаем сами: пишем сами, делаем рекламу сами. Поэтому мы не хотим локализировать себя только в одной точке, а звучать по всему миру.
– Не хотите ли вы этим сказать, что в Украине просто такая музыка не пользуется спросом?
– Возможно, да, я бы так сказал. Но все меняется: появляется очень много групп, которые точно так же поют на английском и делают какую-то не супер мейнстримную музыку и этот жанр развивается. Если несколько лет назад вообще не было таких групп, то сейчас их очень много. И надеюсь это будет дальше развиваться. Мне артисты пишут, что мы их вдохновили заниматься музыкой здесь в Украине. Или пытаться на европейский рынок экспортировать свою музыку. Но пользуется ли она сейчас глобальным спросом – нет. Но мы пытаемся это изменить. Если не получится это изменить – то Европа ждет.
– Как проходила ваша деятельность в период карантина?
– Это был очень сложный период для нас. Во-первых, так как мы были ориентированы на Европу, мы зависели финансово от стриминг-сервисов. Оказалось, что люди слушают музыку чаще вне дома: когда едут на работу, в маршрутке, на прогулке. У нас упала статистика, мы не знали, что делать и решили выпустить альбом. Мы пытались дать несколько концертов, но это прошло безуспешно из-за карантинных ограничений. Но все же мы выступили один раз в Киеве, но это не особо помогло. Если бы не было карантина, мы бы действовали совсем по-другому. Карантин заставил нас адаптироваться и выйти на украинский рынок. Наш европейский лейбл приостановил сотрудничество. Мы целый год вели переговоры с британским лейблом, но из-за карантина они тоже сделали паузу.
– Сколько раз вы были в Днепре?
– Это получается третий раз. Мы выступали летом на Безвиз-фестивале, затем мы приехали в «Квартиру». Но, к сожалению, в прошлый раз здесь отменился концерт из-за карантинных ограничений. Мы еще раз приехали сюда, чтобы уже наверняка выступить. Поэтому можно считать, что мы третий раз в Днепре, но второй раз с концертом.
– Какие днепровские заведения, места вы посетили?
– Честно – мы еще не успели. Мы очень давно хотели побывать на набережной. И вот, сегодня мы успели сходить, мы сделали кучу видосов, которые будем выставлять. Нам очень нравится этот город и хотели бы сюда побольше приезжать. Тем более сейчас ведем переговоры по поводу Безвиза, и мы с удовольствием вернемся еще раз.
– Как вас приняла днепровская публика на Безвизе?
– То, что мне хорошо запомнилось – как другие артисты подходили и говорили, что мы молодцы. Публика также тепло нас приняла. Было видно, что люди соскучились по какому-то движению, по фестивалям, и даже малоизвестных артистов в Украине принимают очень хорошо. После выступления, к нам подходили люди, говорили теплые слова, что они в нас верят и чтобы мы продолжали творить.
– Есть ли у вас истории, когда ваша музыка помогала слушателям в трудные минуты?
– Почему-то очень часто люди пишут, что они занимаются любовью под нашу музыку. Не знаю, зачем они это пишут нам, наверное, чтобы мы гордились этим. Ну, я такой – ну хорошо. Кстати, киевские СМИ так и пишут, что наша музыка для секса. Вообще, артисты пишут, что мы их вдохновляем на свое творчество. Это была наша главная цель – сделать что-то весомое в контексте вдохновения. Достучаться до человеческого сердца, чтобы человек смог себя осознать и начать творить.
– У нас люди очень верят в истории, когда понимают, что могут добиться чего-то сами. Что их никто не ведет, что им никто не помогает. Даже, несмотря на то что есть французский лейбл, никто не вливал в нас деньги, не было дяди-продюсера. Именно поэтому некоторые люди, когда узнают об этом, когда видят историю нашего творчества, начинают еще больше в это верить, загораться и приводить новых фанатов.
– Как происходит творческий процесс написания композиций?
– Я считаю себя больше композитором, чем поэтом. Поэтому первое, что я делаю – это пишу музыку. А далее я уже начинаю набрасывать какой-то текст и смысл. Так же Миша (гитарист) очень помогает в этом плане, он правильно понимает тон и посыл песни и помогает развить ее в тексте. Это происходит у нас коллективно. А когда уже есть какая-то демка, я кидаю ребятам, они слушают и комментируют. Мы пытаемся все вместе обработать этот алмаз. Когда-то у нас брал интервью один британский журнал и они задали интересный вопрос. В нем была цитата Дэвида Боуи: он сказал, что его бесит, что люди обращают внимание больше на текст, чем на музыку. Ведь в музыку можно заложить гораздо больше смысла, больше передать эмоций, вложить частичку своей души. Я с этим полностью согласен. Но люди привыкли, что песня должна быть песней: должен быть текст, музыка, бит. Мы пытаемся экспериментировать в этом плане, но все-таки придерживаемся каких-то определенных рамок.
– Украинские СМИ пишут, что ваше звучание очень напоминает Pink Floyd и Radiohead. Вы согласны с этим?
– Это комплимент, так что я скажу: да, я согласен с этим. Но как человек, который пытается быть скромным и не всегда уверен в том, что он делает, хотелось бы верить, что это действительно так. Я частично оглядывался на них и на другие группы. Нас часто сравнивают с британской группой ХХ. И это нормально. Потому что люди пытаются найти что-то похожее, какой-то ориентир. А так, это нас это большой комплимент, потому что это две величайшие британские группы. Они же не говорят, что это плагиат.
– Зарабатываете ли вы музыкой?
– Вообще да. Конечно, не в тех количествах, в которых бы хотелось. Но от этого есть профит, потому что у нас есть прослушивания за рубежом на стриминг-сервисах. Заграницей прослушивание дороже, чем в Украине: если мы возьмем Spotify, то человек во Франции заплатит нам больше, чем в Украине. И мы заработали с этого. Но самым весомым доходом для нас остается сольный концерт в Киеве. Наверное, из концертов мы больше могли бы заработать, чем со стримингов. А в жизни мы занимаемся еще другими делами, кроме музыки: я, например, снимаю медиа-контент, рекламу, Кристина (пианистка) занимается дизайном, Михаил (гитарист) работает актером, то есть мы все пытаемся работать и в музыке, и в другой сфере.
– Есть ли у вас практика частных выступлений? Можно ли вашу группу пригласить выступить на закрытой вечеринке?
– Можно, но для нас это необычно по нашей стилистике. Когда нас приглашают на корпоратив, для нас это странно. Однажды нас пригласили на свадьбу и готовы были заплатить хорошие деньги. Я просто отказался, так как понимаю контингент людей, что собрался на свадьбу – им интересно послушать Тину Кароль, Верку Сердючку, но никак не нас. Я пытался это объяснить человеку, который нас туда пригласил. Я понимаю, что он мог пригласить нас целенаправленно, но это бы не сработало. Также нас приглашают на всякие IT-корпоративы, в другие города. Но, скажем так, Pink Floyd не выступали бы на корпоративе. Мы думаем, что наша музыка не настолько обширная и массовая, чтобы мы могли как Верка Сердючка спеть и все были бы довольными. У нас более узконаправленная музыка, наш формат слегка «не застольный». Мы пока не соглашались на такие выступления. Но как-то раз мы узнали, что нашу музыку включили на корпоративе у Приватбанка. Но это окончательно убедило, что это не наш формат. Возможно, это изменится. В целом, мы открыты к предложениям.
– Что бы вы сейчас сказали себе, если бы вернулись в 2016 год?
– Быть еще более уверенным. Потому что на то время строились планы и я думал, что я их воплощу в жизнь. Но сомнений было очень много. И, возможно, если бы в некоторых ситуациях я был бы настырнее, сильнее, напористее, то возможно мы бы сейчас имели совсем другую группу и другой уровень.
Илона Семенюк, фото – Владимир Федорищев, Дарья Юферова.
