В сети опубликовали воспоминания о службе судебного следователя – Альфонса Францовича Коссовского, записанные его сыном со слов матери.
(Стилистика автора сохранена)
«…В 1862 году отцу исполнился 21 год, после окончания курсов юридических наук в Киевском университете и кратковременной службы судебным следователем в Ростове на Дону, к счастью, оказалась свободной вакансия в Новомосковском уезде Екатеринославской губернии, куда отца и перевели.
На новом месте служения, своей независимостью и неподкупностью отец в скором времени нажил немало врагов.
Служебная деятельность его началась вскоре после уничтожения крепостного права. Помещики, пропитанные еще духом крепостничества, не привыкшие к новому своему положению, при всяких столкновениях с крестьянами хотели быть правыми, в том смысле, чтобы всякий спор, всякая тяжба, кончались в их пользу, а не крестьян. А так как у отца постоянно встречались в производстве подобного рода дела и велись они с полным беспристрастием, то частенько и выходило так, что дело решалось не в пользу помещика.
Однажды отца вызвали в уезд, для производства следствия по поводу обнаруженного мертвого тела. Отец собрался уже ехать, как привели под конвоем в кандалах крестьянина. Отложить поездку нельзя было, поэтому отец распорядился, впредь до своего возвращения, отправить приведенного крестьянина в тюрьму. Вернувшись из уезда, он сейчас же распорядился о приводе арестанта и начал допрос.
Что же оказалось? Этот крестьянин был крепостным кузнецом помещика, жандармского полковника Р., который хотел его оставить у себя на службе и после уничтожения крепостного права, но на невыгодных для кузнеца условиях, почему тот и отказался от чести служить у своего прежнего господина. Этот дерзкий отказ недавнего раба возмутил Р., который решил ему отомстить. Через несколько времени кто-то пустил слух, что будто бы этот кузнец убил коробейника (прим.: торговца), проходившего через имение Р., но кроме этого слуха, никаких улик против кузнеца не было. Никто не заявлял о пропаже коробейника, и нигде никакого трупа найдено не было.
Причиной же пущенного слуха послужило следующее:
– Однажды, во время отсутствия кузнеца из дому, пришел к нему сосед по какому-то делу и, в ожидании хозяина, прилег на скамью. Хозяйские дети, мальчики 4 и 5-ти лет, играя, шумели и мешали ему заснуть. Когда этот сосед, желая их усмирить, сказал, что если они будут шалить, так он их зарежет, на что бедовые мальчишки отвечали: «А наш батько тэбэ тожэ зарижить». «А хиба ваш батько кого вжэ заризав?»—спросил сосед. «Эгэ ж, заризав коробошныка!» « A дэ ж вин поховав його?» «А в ричку бросыв», — нисколько не смущаясь, отвечали мальчики. «А товар?». «Товар мамка поховала у скрыню, а коробку у печи спалыла!». Выйдя от кузнеца, сосед о своем разговоре с ребятами рассказал односельчанами.
Слух дошел до Р., который, обрадовавшись случаю напакостить кузнецу, сейчас же вызвал станового и исправника, которые составили протокол о происшедшем. Допрашивали только одних детей кузнеца, как единственных свидетелей, причем, призвали священника увещевать их говорить правду, обещали дать пряников и выпустить отца на свободу, если они еще раз расскажут, как их отец убивал коробейника. Дети опять повторили то же, что сказали соседу своего отца. Вот, на основании этих детских показаний, кузнеца заковали в кандалы и прислали к моему отцу. Выяснив, в чем дело, отец пока отослал кузнеца снова в тюрьму, а сам отправился на место предполагаемого преступления.
Виновность кузнеца никто не подтвердил, а вся деревня, как один человек, дала о кузнеце самые лучшие отзывы. Мертвого тела не обнаружено, но, несмотря на это, жандарм помещик настаивал на предании кузнеца суду, так как по его словам не „сомневается в его виновности”. За отсутствием улик, кузнеца отец освободил, чем, конечно, приобрел в лице полковника Р. нового недоброжелателя».
